Уютно умостившись в мягком кресле перед телевизором, я буквально стонал от удовольствия: на экране выступал, нет... священнодействовал Аркадий Райкин. 

- Петя,- услышал я голосок жены, приглушенно доносившийся из кухни.- Помоги почистить картошку. Я не успею приготовить ужин. 

- Картошку? Да как ты можешь говорить о какой-то ерунде, когда выступает Райкин?! Иди скорее. Вот свободный стул. 

 Но жена не пришла. 

- Ну, мыслимо ли пропускать такие передачи? - назидательно сказал я за ужином, аппетитно уплетая жареную картошку. - Нет! Ты, милочка, абсолютно лишена чувства юмора! Даже шестнадцатая страница «Литературки» для тебя пустое место. За чтением «Крокодила» ты засыпаешь, а Ильфа и Петрова находишь скучными и неинтересными. Ну, разве так можно? 

 За чаем с домашним клубничным вареньем я сокрушался еще больше: 

- Вот в Англии чувство юмора в человеке ценится больше всего. А ты? Увы и ах! 

 Жена смущенно опускала глаза и тяжело вздыхала. 

- Чего в тебе нет, того нет! - вынес я ей приговор. 

 Сегодня с работы я пришел особенно уставшим: маленькие неприятности с начальством изнуряют больше, чем тяжелый физический труд. На звонок дверь мне никто не открыл, и я начал шарить в карманах, отыскивая собственный ключ и еще более раздражаясь. 

 «Ушла куда-то,- с неприязнью подумал я о жене.- Работаешь, как вол, а тут и дверь открыть некому». 

 В квартире было пусто и темно. В кухне не горела, как обычно в это время, газовая плита, не кипел чайник, а на сковороде не шипели подрумяненные котлеты. 

 «Куда она могла запропаститься? - озабоченно подумал я.- Давно бы пора ей прийти с работы и заняться ужином. Муж голодный, а жена неизвестно где прохлаждается. Безобразие!» 

 Я включил свет и на обеденном столе, на его полированной поверхности увидел записку, маленький клочок бумаги: «Я ушла насовсем. Не пытайся меня разыскивать. Вещи можешь выслать маме. Люда». 

 Возле записки сиротливо поблескивали ее колечки: плоское - обручальное и тоненькое с камушком - все мои подарки за нашу недолгую семейную жизнь. 

 «Этого не может быть! Это же абсурд!» 

 Я снова прочитал записку. Нет, все так. Я кинулся в шкаф: не было большой сумки, похожей на чемодан. Той самой, которую я подарил ей на 8 Марта. «На, - сказал я ей тогда, - очень удобно на рынок ходить!» 

 В полном изнеможении я опустился на диван и предался тяжелым думам: «Четыре года водить меня за нос, клясться в любви и так внезапно, не сказав ни слова, уйти. О, жестокая женщина! И, наверное, все это он - Стас! К празднику - открыточку, сувенирчик грошовый, то-се! А последний раз из заграничной командировки видовую открытку прислал с надписью «Чуден Дрезден при ночном освещении». Ночном!.. А я-то уши развесил: не интересует меня этот Стас со своими открытками. А оно вон как обернулось...» 

 Я еще раз обошел квартиру: пусто и холодно. И как подумаешь, что так теперь всю жизнь! И разве борщи мне были нужны? Нет, она нужна. Любил я ее. А как она со мной поступила? Нет, этого я не перенесу. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца! Вскочив на стол, я стал привязывать веревку к люстре - других крючков в квартире не было. Еще секунду - и все. А она еще пожалеет... 

- Милый, ты что, белье собрался на люстре сушить? - в дверях стояла моя супруга. Тяжелая хозяйственная сумка оттягивала ей руку.. 

- Ты?- закричал я. - Откуда ты взялась? 

- Из магазина. Очередь была за цыплятами. Ты же любишь цыплят «табака».. 

- А записка? Записка?! 

- Ах, эта. Так ты же сам говорил, что лишена чувства юмора. Вот я и решила исправиться... 

- Людмилка! - я схватил жену в объятия и закружил по комнате.- Как хорошо! Как хорошо, что это только шутка!