Работаю я на ткацкой фабрике во вторую смену, утром бываю свободен и никуда не спешу. В половине восьмого я обычно встаю, потягиваюсь вместо физзарядки, расправляю затекшие суставы, и сразу к окну. Неравнодушными глазами выглядываю я из-за занавески, осторожненько так. Это чтобы не привлекать к себе внимание с улицы. К чему обращать на себя внимание? 

 Подоспел я сегодня как раз вовремя. В этот самый момент к нашему дому на Третьей Амбарной улице бойко подкатывает синий автофургон. Сейчас начнется «цирк». 

 Щелкает дверца кабины, и из машины выходит наш сосед по дому, шофер автофургона и экспедитор Нефедов - «артист», как мы его с женой промеж себя называем. В глаза же все жильцы дома его Славиком зовут. Нежно так и задушевно. 

 На тротуаре перед домом уже находится дрессированное животное. Рексик. Собачка, овчарочка. Кобель здоровенный. Все жильцы его Рексиком зовут, нежно так и задушевно. Хотя зубы у этого Рексика, промежду прочим, как дюймовые гвозди, а пасть - футбольный мяч захватывает, когда во дворе с ним Вовик играется. Вовик - это сынишка Нефедовых, пятнадцати лет от роду. Сейчас Вовик находится на пороге судьбы: школу бросил, а работать еще не начал. В данный момент Рексика перед домом прогуливает. 

 Теперь начинается представление, вернее первая его половина. Шофер-экспедитор Слава подходит к заднему борту и раскрывает дверь фургона, а Вовик отцепляет поводок от ошейника. Раздается команда: «Гоп!», и Рексик, как хорошо выдрессированное животное, запрыгивает в фургон. Лязгает железная дверь, включается мотор, синий фургон удаляется.

 Антракт. Можно садиться завтракать и пить утренний чай. Дальнейшая картина встает перед моими глазами так ясно, как на экране телевизора. Вот синий фургон с дрессированным Рексиком на борту подъезжает к мясокомбинату, заезжает в ворота и становится на автомобильные весы. Славик протягивает весовщице путевой лист, и та отмечает вес автофургона вместе со Славиком и Рексиком. Затем Нефедов рулит к складу. Где-то на полпути, когда фургон не просматривается из окон проходной и конторы, Славик затормаживает и высвобождает овчарку из временного заточения. Рексик, как дрессированная собачка, знает свое дело: бежит на свалку, выбирает себе кость, следует с ней домой и во дворе спокойно насыщается. Если вы думаете, что Рекса возили только для завтрака, то- вы крепко ошибаетесь. 

 Примерно через час начинается второе действие цирковой программы. К дому подкатывает все тот же синий фургон. Нефедов, теперь уже торопясь и оглядываясь по сторонам, заносит домой либо тушку барана, либо полтушки коровы, но берет немного, не больше веса Рекса. Больше нельзя. 

 Вторая часть спектакля меня интересует с практической точки зрения, больше, чем первая. В щелочку занавески надо определить: хорошее ли мясо? Если хорошее, то я тут же говорю своей жене Александре, чтобы шла к Нефедовой Нельке и отвесила мяса. Мы у них берем. Во-первых, в магазин не надо бежать и, во-вторых, как-никак дешевле, со скидкой, по рубль двадцать за килограмм. Чего не брать, когда все у них берут? 

 Сегодня прихожу вечером с работы, а жена моя Александра говорит: 

- Мяса-то я у Нефедовых не взяла. Ужинать будешь кефиром. 

- Чего так? - спрашиваю. - Почему не взяла? Он хороший кусок утром приволок. Приличная говядина, упитанная. Высший сорт. Я уже рассчитывал антрекот заглотить из этой самой говядинки. 

- А потому не взяла, что Нелька по рупь двадцать больше не отдает. Говорит, что за полцены такую говядину ни за что не отдаст. Тем более, что она почти без костей. Кости Рексик поедает, умная собачка. Плати, говорит, по два рубля за кило и точка.

- Это как же так! - возмутился я. - Пять лет по рупь двадцать отдавали, а теперь по два целковых! Ну, шиш! Ведь им-то оно задаром достается. А с нас по два рублика. Да я лучше в магазин пойду. Нет, это дело я так не оставлю. Я сейчас к Славке, то есть к Славику, спущусь. Пусть по рупь двадцать отдает.

- Никуда я тебя не пущу,- заявила жена.- Еще по морде схлопочешь. Лучше не брать у них. Ну их... ворованное все же. 

- Это все Нелька, лягни ее коза,- я даже затрясся от негодования.- Мало ей добра. Каждый день из комиссионки чего-нибудь тянет: то ковер, то гобелен, то сервиз саксонского фарфора. Шубу норковую в том месяце приперла. Это на ее-то фигуру норковую шубу! Курам на смех. Так вот мало ей! Колец ей с бриллиантами мало. Еще пуще нажиться хочет. Ну, нет. Шалишь. Я это дело так не оставлю. Я этот цирк прикрою. Я знаешь куда пойду? 

- Куда? - спросила жена. 

- Знаю куда,- уклончиво ответил я.- А если не пойду, то напишу. 

 Я вырвал из тетради лист и полчаса корпел над заявлением в милицию. 

- Ну-ка, чего ты там намалевал? - жена взяла листок и внимательно прочитала. - А подпись где? 

- Я без подписи. Знаешь, в свидетели потянут. Старшего-то возьмут, как пить дать, а меньшого... А он вон в какого бугая акселерировался. Пятнадцать лет, а метр девяносто два вымахал. На ворованном мясе-то чего не вымахать. И бандит бандитом растет. Меня, кроме как пережиток, никак не называет. Это он сейчас так со мной, а после заявления... Нет, подпись свою ставить не буду. Так разберутся. 

- То-то и дело, что разберутся. Ставь подпись - не ставь... У них там, в милиции, по почерку в два счета определят, кто писал. Сегодня отправишь, а завтра придут и спросят: «Вы, гражданин, писали?» 

- Это ты верно. Дай-ка сюда,- и я на мелкие кусочки порвал листок. Я лучше по телефону. Все равно я это дело так не оставлю. Я их на чистую воду... Я поломаю этот «цирк». 

 На другой день утром я дождался, когда Нефедов старший вместе с Рексом уехал на мясокомбинат, отошел подальше от дома, чтобы не увидел кто из наших, и позвонил из автомата в милицию. 

- Але, - вежливо ответил женский голосок, - ноль два слушает. Я откашлялся в трубку и сказал, что хочу сделать важное заявление. 

- Фамилия ваша, товарищ, и домашний адрес? 

 «Фамилия, адрес. В свидетели запишут, а потом расхлебывай кашу с младшим Нефедовым. Нет. Не хочу так». Повесил трубку и пошел домой. «Но что предпринять? Неужто я спокойно должен смотреть на этих ворюг? Не на того нарвались. Я этот «цирк» порушу, помяните мое слово». 

 В кладовке я нашел сохранившуюся с военных времен отраву для крыс. Очень сильное было средство. Всыпал яду в котлету. Котлету дал Рексику. Тот заглотил,- не нюхая. К вечеру благополучно сдох. 

 В семье Нефедовых был траур. Нелька рыдала, как малое дите. Славик. напился до чертиков и на другой день на работу не вышел. Стойче всех оказался Вовик. Он уже через день приволок двух щенков-сенбернаров. «Не плачь, мама, не горюй папа,- заявил Вовик.- Я этих сенбернарчиков за пять месяцев откормлю и натренирую, и свое мы все одно наверстаем».

 Пусть откармливают сенбернарчиков. Пусть! Я-то теперь знаю, как бороться с этими «циркачами».