Федор Утюгов состоял на должности сторожа летней детской площадки «Незабудка» четвертые сутки. Это назначение намечалось отметить в кругу близких друзей: Митроши - недавнего своего сослуживца по котельной ткацкой фабрики «Красный ситец» и еще одного парня, волосатого грузчика продовольственного магазина, которого все попросту звали Чавой.
В девятом часу вечера Утюгов, слегка припадая на правую ногу, поскрипывал кирзовыми сапогами по асфальтовым дорожкам парка и зорко вглядывался в сторону ворот: не идут ли дружки? Его крупный, розового оттенка нос, недовольно подергивался. «За смертью посылать, - брюзжал он. - Где их нечистая носит? Давно пора принять. Ох, не пропил бы мои гроши». Он бросил полный тоски и уныния взгляд на ворота и... О, радость! В калитке мелькнули две фигуры: одна, приземистая,- Митроши, другая - долговязая и сутулая - Чавы. Сладко заныло в желудке: идут!
- Ну, где вас леший носит? - ворчливо и начальственно прикрикнул Утюгов.- Извелся тут. Сам бы сбегал, да пост,- он ткнул костылем в сторону карусели. Уйдешь - ребятишки созоруют! А вы плететесь, как на работу. Пулей надо!
- Да, и так взопрели,- солидным баском отозвался Митроша.- На! Держи! - и он протянул две, тускло блеснувшие зеленым стеклом бутылки.
- А закусон... Колоссальный! - восторженно, по причине молодости, воскликнул Чава, подкидывая и ловя газетный сверток. - Селедочка! Деликатес! Царская закуска!
- Деликатес? - потеплел душой Утюгов. - Слово-то какое ласковое. Сейчас и обласкаем эту парочку,- он показал бутылки, - по-царски!
Быстро расселись под брезентовым куполом карусели, и вот уже запрокинулись головы, и только слышится бульканье, и кадыки на шеях - словно маятники: вверх - вниз, вверх - вниз... А после - оживление на лицах, и глаза подернулись влагой, и говорливым ручейком потекла беседа. За бутылкой тема разговора находится быстро.
- А помнишь, как здорово мы прошлый раз врезали? - вопрошал Митроша, разрывая зубами селедку.
- Ух, сила! - хихикнул Чава.- Я был в стельку.
- В стельку? - иронически скривил губы Митроша.- Да тебя, брат, наизнанку вывернуло.
- Нет. Что там говорить,- Утюгов ладонью смахнул слезу умиления. - Культурно тот раз отдохнули. Культурненько.
На минуту друзья примолкли, ушли в себя, вспоминая годы, вспоминая выпитое.
- Ну что притихли? Давай по граммульке. Вздрогнули! - Митроша поднял стакан. - За, карусель, чтоб она вращалась. А ты, Утюг, охраняй! Охраняй. Понял?
- Да я не только охранять,- решил прихвастнуть захмелевший Утюгов.- Я это все собственноручно запустить могу. Хотите прокачу? Ну?
- Врешь! - сверкнул глазами Чава. - Где тебе? Ты же сторож.
- Кто, я вру? Да я эту премудрость враз превзошел. Садитесь в кресло, - Утюгов поднялся, гремя костылем. - Я тебя сейчас так раскручу! И ты, Митроша, усаживайся. Веселиться будем! Кататься будем!
- Это идея! Идея! - оживился Чава и вскочил на ноги, чуть не опрокинув бутылку с недопитым. - Хочу кататься! Хочу в космос! Ты в космос нас можешь, Утюг?
- Это я запросто. В два счета. Садись в кресло и цепочку накинь, чтоб не вывалился ненароком.
Чава радостно взвизгнул, подпрыгнул и, целя в сиденье, опустился смаху, но креслице, подвешенное на цепях, отошло, нечаянно задетое рукой, и с гулким звуком Чава плюхнулся на дощатый помост. Утюгов и Митроша дружно хохотнули, потом Митроша тоже полез в кресло.
- Погоди, - остановил его Утюгов. - Расставлять кадры буду я. Карусель - это техника. Тут с головой надо. Чтоб равномерно было. Ты, Митроша, садись сюда, а ты, Чава, дуй вон туда. Это чтобы градусы были одинаковы.
- А у нас уже у всех одинаковые градусы, - потирая ушибленное место, сказал Чава.- Ровно по сорок.
- Ладно, ладно. Садись, куда велено. Пойду машину врубать.
Пока Митроша и Чава рассаживались в противоположных концах карусели и пристегивали себя к сиденьям, вернулся Утюгов.
- Вот и порядок. Готовы? Я с вами надумал! - крикнул он.
- А кто ж запущать будет? - осведомился Митроша.
- Сам и запущу. Клюкой,- Утюгов уселся в ближайшее к пульту кресло и потянулся костылем к кнопкам. - Нажму верхнюю - поехали, нижнюю - стоп. Понял? То-то! Ну, как, готовы?
- К старту готов! - дурашливо закричал Чава.
- Трогай! - солидно прогремел бас Митроши.
- Внимание! Старт! - прокричал Утюгов и, прицелившись, ткнул костылем в кнопку.
Карусель тронулась. Медленно поплыли в воздухе креслица.
- Давай! Давай! Скорость! - шумел Чава, раскачиваясь из стороны в сторону, словно на качелях. - Даешь первую космическую!
Карусель набирала ход и через три-четыре оборота пошла ходко, отгоняя все дальше и дальше от центральной стойки подвешенные на цепях сиденья.
- Ого-го! Вторая космическая! - на весь детский парк кричал Чава. - Даешь Луну! Даешь Венеру!
Быстрое движение придавало друзьям бодрости, струя воздуха освежала лица. Чава засвистел соловьем-разбойником. Митроша тоже не удержался, заухал филином. Утюгов покрякивал от удовольствия, чувствуя себя главным героем дня.
Первым насытился каруселью Митроша:
- Кончай, Утюг! Врубай «стоп!» Глуши машину.
- И нам пора стопаря. Дозаправиться надо! Горючее на земле осталось,- вторил ему Чава, размахивая длинными руками и указывая на бутылки. - Включай тормозной!
Утюгов и сам давно уже понял, что пора закругляться, но понял он также достаточно отчетливо, что костыликом теперь до кнопки не достать. Нетвердо усвоенная им в школе на уроках физики центробежная сила отнесла его от пульта управления метра на три. Он давно уже тянулся к кнопке костылем, когда его проносило мимо пульта, но кончилось это тем, что костыль с грохотом полетел на дощатый пол.
- Кончай хохмить! Слышишь? Вырубай! Мутить начало! - орал не на шутку обеспокоенный Митроша.
Чава же быстро скис. Он протяжно и жалобно выл: - У-у-у...
- Да никак я, никак! - подал голос Утюгов. Надежды, что карусель остановится сама, уже не было. - Клюку выбило.
- Прыгай, гад! - свирепел Митроша.
- Инвалид я. Сам прыгай!
- Знаю я, какой ты инвалид. По пьянке приморозил! - не унимался Митроша. - Прыгай! Убью!
- У-у-у! - выл Чава.
Утюгов почувствовал, что сердце его оторвалось и покатилось куда-то вниз.
- Эй, кто-нибудь ! - завопил он. - Остановите нас! В разнос пошли!
Вскоре членораздельные звуки прекратились. Из-за решетчатой ограды детской площадки «Незабудка» неслись только вопли, протяжные завывания и редкие стоны.
- Свят, свят, свят,- крестя сморщенный лобик, пролепетала запоздалая старушка, возвращавшаяся поздно вечером от подружки. - Нечистая сила.
- Акселераты веселятся, - уверенно заявил всегда довольный собой мужчина, вышедший подышать озоном на сон грядущий.
А карусель вращается до сих пор. Не пора ли ее остановить?!
