На круглой физиономии техника-конструктора Вениамина Курочкина сияла улыбка.
- Во! Настоящий «Паркер»! - торжественно держа над головой сверкающую вещицу, произнес он. - Перышко, между прочим, с иридиевым сплавом. Десять вагонов бумаги исписать можно и хоть бы хны!
- Но? Вот это вещь! Вот это авторучка! Достал-то где? Где приобрел? - посыпались вопросы. Растревоженным пчелиным ульем загудел наш отдел, и «Паркер» пошел по рукам.
Часа этак через два, когда волнения поулеглись и некоторые сотрудники отдела приступили к работе, Курочкин хватился авторучки.
- Ребята, у кого «Паркер»? Пояснительную к проекту добить надо. Шеф заел, проходу не дает.- Венька встал, потянулся. Полы модного, в крупную клетку, пиджака разошлись, обнажая круглый, добротный животик.- Ну, у кого ручка-то?
Наше затянувшееся молчание ему не понравилось.
- Хохмите, да? - сердито произнес он.- Ну, ладно, ладно... Дело же стоит!
В ответ кто-то смущенно пожал плечами, кто-то промямлил: «У меня нет», и все стихло.
- Да вы что, братцы? - взвизгнул Венька. На бледно-молочном, с высокими ранними залысинами, челе его выступила испарина. - Поигрались и хватит. Отдайте. Это, между прочим, не моя. Сосед из загранки вернулся. Попросил на время. Вот честное слово! Отдайте, а?
Прошла минута, пять... На Веньку жалко стало смотреть. Обвисли щеки, опустились плечи, а глаза... Глазами затравленной зверюшки смотрел Курочкин. Неуютно становилось на душе от этих глаз.
И тут странное душевное волнение охватило меня, вспомнились на миг цепкие, длинные кисти рук с нервно подрагивающими пальцами. Как щупальцы, судорожно схватили они «Паркер». А лихорадочный блеск чуть косящих мрачноватых глаз?.. Григорий Сенькин! Неужели решился на такое? Ну, прижимистый - прикурить не проси, не даст. Газ экономит. Зажигалка у него газовая. Но чтобы взять... Невероятно! А все же больше некому. Чувствует мое сердце, так и прыгает внутри, вот-вот выскочит. «А если и он, то как докажешь? Где,- спрашиваю себя,- доказательства?» Как на штопоре закрутился я, только стул повизгивает. И тут, как пружиной меня подбросило. Есть. Придумал. Попробую. Где наша не пропадала! Выскочил из-за стола и на средину комнаты.
- Леди и джентельмены! - кричу. Ну, прямо как артист, откуда что и взялось. - Прошу внимания: маленький фокус-покус!
- Гриня,- обратился я к Сенькину, а сам двумя пальцами отворачиваю полу его пиджака,- покажи нам, Гриня, что лежит у тебя в кармане. Вот здесь. Ну-ка!
В боковом кармане пиджака позолоченным колпачком поблескивал «Паркер». Все так и ахнули. А я выхватил у него из кармана ручку, держу над собой в вытянутой руке, и показалось мне, что в комнате будто бы светлей стало.
- Н-н-не знаю, к-к-как она сюда попала,- стал вдруг заикаться Сенькин.- Н-не могу н-ничего понять.
А глаза бегают, бегают, выхода ищут. Вывернуться Сенькин хочет. Скользкий тип.
- Фокусник ты, Тимохин, а я и не знал,- нашел Гриня лазейку. Узенькую... На меня заискивающе смотрит, хочет, чтобы помог проскочить в щелочку. Фокус, мол, шутка.
Но я безжалостно захлопываю лазейку:
- Зато мы теперь знаем, каков ты фокусник, Гриня!
Иду с авторучкой к Курочкину. На лице у него удивление и радость.
- На, - говорю, - держи. Не хвались только больше.
А сам спокойно сажусь и продолжаю скрипеть стулом.
Гриша Сенькин сник, посерел лицом, поднялся и бочком, бочком - в дверь.
Ребята сразу галдеж подняли, как в день зарплаты, а Сашка Брагин подлетел ко мне, пальцами этак, как кастаньетами, щелк.
- Браво, старик! Не ожидал. Ну, ты дал... Как это ты? Видел, что ли?
Улыбнулся в ответ чуть-чуть... Так это загадочно, как Мона Лиза. У меня иногда получается - дома перед зеркалом репетировал.
- Нет у меня на работе привычки головой по сторонам крутить, - отвечаю.
- Не видел? - Брагин растерянно захлопал ресницами.- Как же так? Уж ты, случаем, Тимохин, не телепат? Приезжал тут как-то один...
«Какой я, к черту, телепат»,- хотел я сказать, да вовремя осекся. Попробуй заяви так - и все двенадцать пар глаз, с любопытством глядящих на меня из-за кульманов и рабочих столов, с надеждой увидеть во мне не серую ординарность, а что-то необыкновенное, вмиг отвернутся. А как человеку порой недостает этого жадного внимания, этого страстного любопытства к своей особе! Как надоели эти затертые слова: «Привет», «Как жизнь, старик?» и все... И прошел мимо. Как будто не человек ты живой, а так... «Запорожец» первого выпуска. Стихов я не пишу и на гитаре бренчать не могу. Ничего этого у меня нет, А как бы хотелось, чтобы что-то было. Мучительно хотелось, и я не выдержал:
- О парапсихологии слыхал? Чтение мыслей на расстоянии... Нет? Эх, ты! На одних анекдотиках живешь, Брагин,- и я покачал головой, осуждающе так: «Скверно, мол, братец, скверно!»
- Но?.. Значит, ты того... Соображаешь в этой пара... Как ее?
- В парапсихологии?
- Во-во.
- Так, кое-что. Хвастать не люблю.
- Значит, так, - с тяжелой подозрительностью в желтых, кошачьих глазах сказал Брагин. - Тогда, слышишь, Тимохин, о чем я сейчас думаю? А?
Проверяет меня Брагин. Ничего человек на веру не берет. Эх, рухнет сейчас моя легенда. Я прикрыл ладошкой глаза. На лбу влага выступила. Но тут словно молния пронзила мозг: вчера Брагин весь день на телефоне висел, друзей обзванивал. Просил достать что-то. Но что? Что? Что? Ах, да, совсем забыл - костюм.
- Ну, прочел, телепат? - с ехидцей спрашивает Брагин.
- Прочел, прочел,- говорю и пальчиком его по головке постукиваю.- Одна мысль, но страстная: о финском кримпленовом костюме голубой масти мечтаешь.
- Фу ты! Точно,- смущенно потупил глаза Брагин.- Смотри, угадал. Молоток.
«Кажется, и правда поверил!» - и такая от этого приятная щекоточка у меня по всему телу прошла. Поднял я голову повыше.
- А про меня... Ну-ка, определи? - закрутил шевелюрой Туркин.
Но тут уж я окреп. Теперь меня голой рукой не возьмешь - почувствовал свою силенку.
- Парапсихологические сеансы, товарищи, вызывают большой расход умственной энергии. И потом,- я перешел на шепот,- органы не позволяют... Специальное разрешение властей надо. Показал немного и хватит. Все. Молчок. И чтобы никому!..
Минуту все ошеломленно молчали. Первым заговорил Брагин:
- Отстань от человека, Туркин. Все знают, что у тебя там в голове ничего нет. Одни девушки в мини... Видишь, вспотел человек. Пошли, Тимохин, в буфет, пивом угощу.
С этого часа жизнь моя чудесным образом переменилась. Уже к вечеру я ловил на себе любопытные взгляды не только сотрудников нашего отдела, но и всего института. Молва, надо полагать, прокатилась. К концу рабочего дня спускаюсь этажом ниже и приглашаю лаборантку Танечку в кинотеатр «Факел», и по ее лучистым глазам понял: все про меня знает, пойдет.
На другой день утрам отлавливаю нашу техничку, вечно сердитую женщину с зычным басом.
- Теть Нюр, стульчик бы надо заменить, - не без тайной робости попросил я. - Рахитик какой-то попался. Полумягкий бы.
- Ишь, чё захотел, - не поднимая голову от ведра с водой, сказала старушка и перешла на бас.- Рази напасешься на вас стульев?! Вы на их не сидите. Нет. Скачете!..- Она, наконец, подняла на меня голову и сразу сбавила тон:
- А это ты, телепат... А ты на картах гадать могешь? Что? Не та сфера, говоришь. Ну, ладно. Это я так. А насчет стула - какой разговор. Принесу я тебе. Мягкий достану.
Да, на такую щедрость раньше рассчитывать было нечего. Вот что значит стать знаменитостью! Радостной, подпрыгивающей походкой вернулся я в отдел. Что-то мне здесь не нравится. Не так что-то, не по мне. Постоял, прикинул...
- Вот что, друзья,- я подошел к Баргузинову и Туркину. Столы их стояли рядом.- Раздвиньтесь-ка. Тут хочу стол свой поставить. У окошечка. И посветлей будет, и воздуха побольше. Кислород для умственной деятельности во как необходим!
Тоном, интонацией голоса мне хотелось подчеркнуть, что им-то кислород не так уж и обязателен. Через пять минут я уже полными легкими дышал озоном из открытой форточки и получил самую большую порцию света.
На следующей неделе небольшое событие местного значения еще выше подняло меня в глазах сослуживцев и слава моя, словно пенистый морской прибой в час прилива, поползла по городу. В понедельник часов в десять утра к нам в комнату заскочил завотделом. Мы его Сан Санычем зовем. Вид у него был несколько подрастрепанный: галстук выбился из-под пиджака, прядка волос, которой он лысину маскирует, набок откинута.
- Вот что, мальчики,- голос зава с хрипотцой, будто всю ночь мороженое ел,- ключей моих никто не видел, в кожаном чехольчике? Ах, досада какая! Через час к Самому доклад нести, а тут в сейф не попадешь. Хоть автогеном режь! Так не видели? Тогда шустренько пройдитесь по этажам, поспрашивайте...
Мы дружно загремели стульями, повскакивали со своих мест. Вскочил и я, но вкрадчивый голос Сан Саныча намертво пригвоздил меня к мягкому стулу.
- Тимохин, подожди. Ты, говорят, у нас маг и волшебник, чуть не медиум. Так, а? Чего молчишь? Ну-ка, скажи, где мои ключи?
«Что я вам, собака? - чуть не сорвалось у меня с языка.- Овчарка из уголовного розыска, чтоб предметы разыскивать?» Но промолчал. Деликатность не позволила. А как хотелось сказать... Но вместо этого думай: где ключи? Главное - не волноваться, прикинуть, как и что... Постойте же... В пятницу Сан Саныч заходил к нам в новом костюме. Коричневый в полоску. И Сашка Брагин, а он всегда в курсе всего, шепнул мне на ухо: «Наш-то после работы в ресторан намылился. Старика Стрюкова на пенсию провожают...» Вспомнил я это, на Сан Саныча внимательно смотрю: костюмчик старенький, темно-синий... Все мне стало ясно.
- Дома у вас ключики. В шифоньерчике, в заднем карманчике коричневых брючек...
Ох, как сорвался с места наш зав, но минут через десять приходит сияющий. И галстук на месте, и лысинка волосиками прикрыта.
- Голубчик! - в избытке чувств он чмокнул меня в мочку уха.- Как в точку попал! В брюках, в коричневых... Жена сейчас на такси доставит. А ты - умница... Умница... И работаешь толково. Надо бы тебе десятку к окладу добавить!
Обрадовался я. Года нет, как институт закончил и вот - надбавка! Только как-то нехорошо на меня посмотрел Александр Брагин. Муторный у него взгляд. Тут я и других ребят стал разглядывать. Что-то сникли они за последнее время, как цветы без влаги. У Баргузинова усы, как у моржа, обвисли, у Туркина шевелюра войлоком свалялась... Чего это, думаю, они?
В следующую получку я действительно отхватил на десять рублей больше и в фирменном магазине «Табак» купил курительную трубку черного дерева. Хотя курить я не люблю, но трубку изо рта не вынимал - положение обязывало.
Полоса безоблачного счастья кончилась внезапно. Три дня тому назад пропала моя трубка из черного дерева. «Разыгрывают, черти. Сейчас отдадут»,- подумал я, приподнялся со стула и посмотрел на Туркина, затем на Баргузинова, потом на Брагина... Кто засмеется? Смотрел час, смотрел два... Никто не засмеялся. С работы ушел без трубки. В душе хинная горечь. На следующий день улетучилась шариковая ручка, восьмицветная. Смотрел два, три часа... Не отдали. Крик поднимать не солидно - телепат все-таки... «Ладно, тащите. У меня нервы - во! Из дамасской стали!»
Вчера исчез перочинный ножичек с чехольчиком. Совсем новый. Мама на день рождения презентовала. В груди стало пусто, как будто вынули сердце.
Сегодня... Сегодня испарился кошелек с двумя билетами в театр, на премьеру «Кто тебе поверит?» Партер, третий ряд. Кто бы знал, с каким трудом они достались? Еще три рубля в кошельке было или четыре. Точно не помню. Но не в этом дело! Я понимал, что это шутка, розыгрыш, и завтра или послезавтра все отдадут. Но зачем?.. Скажите, зачем мне будут нужны старые билеты в театр? Они нужны сегодня. У меня на этот вечер большие надежды: объяснение с Танечкой запланировано. Самое серьезное. Все должно решиться: да или нет! Танюша уже в парикмахерскую ушла прическу делать, с работы отпросилась. А тут билеты уплыли. Что я теперь ей скажу? И кто мне поверит?
- Братцы! - голос мой сорвался на крик. - Кто кошель взял? Отдайте! Добром прошу.
В комнате гробовая тишина.
- Что? У нашего телепатика что-то пропало? - невинным голоском спросил Брагин. Как будто и не знает ничего.
- Ты, злодей, взял кошелек? - пытался я схватить его за грудь.
- Но-но, потише! Не брал я твоего портмоне,- ловко выворачиваясь, ответил Брагин и отступил на безопасное расстояние.- Между прочим, ты у нас телепат с надбавкой к зарплате. Вот и определи...
Я покрутил головой влево, вправо, вижу одни глаза - настороженные, ждущие, любопытные, огромные, с блюдце величиной... Смотрю на часы - стрелки к шести. Конец, значит, рабочего дня. «Не отдадут, не отдадут, изверги! Прощай все: и театр, и объяснение с любимой...» И тут оказалось, что и дамасская сталь не выдерживает, нервы мои сдали.
- Ладно, - прохрипел я, - никакой я не телепат. Отдавайте...
- Ах, не телепат! Что ж это ты пули отливал? - злорадным голосом спросил Брагин.- Что молчишь, как партизан? А?
- Друзья, не надо, а... Умоляю, - пытался заступиться за меня Курочкин,- отдайте ему кошелек.
- А ты посиди, адвокат! - сердито бросил ему Брагин и меня глазами буравит: - Ну, отвечай!
- Туману-то напустил: разрешение властей и все такое... Зачем врать?! - кричал Баргузинов.
- Это ж надо! Своих надувал! - вторил ему Туркин, а сам уже за мой стол уцепился, в угол его двигает.
- А ну, не тронь стол! - гаркнул я и кулаком по столу - бух!
Отпрянул Туркин.
- Слушайте, вы! - чувствую, что закипает у меня все внутри. Вулкан какой-то проснулся. - Проверял я вас! Проверял...А вы клюнули на пустую мормышку. Никакой телепатии нет. Шарлатанство одно! А вы... Не обижайтесь - темные вы люди! Одни тряпки на уме, кафе да рестораны. Хоть бы почитали что! В театр заглянули. Жизнь-то какая идет - посмотрите! Эх, вы... А ты, Туркин, не смей мой стол двигать. Здесь пусть стоит! Понял?
